Веркор - Избранное [Молчание моря. Люди или животные? Сильва. Плот "Медузы"]
Глава седьмая
Печаль и смятение отца Диллигена. Есть ли у тропи душа? Нравы и язык человеко-обезьян. Живут ли они в первородном грехе или пребывают еще в невинности зверя? Крестить не крестить… Как всегда, исследование, наблюдение и опыт только увеличивают сомнения.
«Мой милый Дуг, как я счастлива, что тоже могу написать Вам! Вы так и не объяснили — еще бы, Вам слишком много хотелось рассказать мне, — каким чудом Ваши письма дошли до меня из глубины пустыни и как мои смогут перелететь к Вам через горы и девственные леса. Но Вы так мило торопите меня с ответом — очевидно, в расчете, что мое послание не залежится на почте в Сугараи.
Ну и приключение, Дуг! И какое открытие! Вы вдохнули в меня огонь Вашей страсти. Я сразу же скупила все, что было напечатано в Англии о человекоподобных обезьянах и доисторическом человеке. И погрузилась в чтение. Правда, мне трудновато освоиться с мудреной терминологией, но постепенно я привыкаю.
Может быть, оттого, что я Вас люблю, Дуг, я испытываю совершенно то же, что и Вы. Я просто заболела из-за Ваших тропи! И даже не знаю почему. Возможно, во мне еще сильны пережитки той веры, в которой я была воспитана, но иногда мне кажется, что нужно совершенно точно знать: есть душа у тропи или нет? Ведь самый неверующий среди нас не может отрицать того, что как-никак, а именно в человека, только в него одного, вложена искра божья. И не отсюда ли наша извечная тревога? Если человек в своем развитии идет от животного, то когда, в какой момент в нем зажглась эта искра? До того, как он стал тропи, или после? Или именно на этой стадии?
В конце концов, весь вопрос, Дуг, сводится к тому: имеют ли Ваши тропи душу? Каково мнение об этом отца Диллигена?»
* * *А бедный отец Диллиген потому и терзался, что не мог составить себе на сей счет определенного мнения. Первое время его занимали только научные проблемы. Вместе с другими он работал радостно и возбужденно. Но потом все заметили, что он помрачнел, стал раздражительным, рассеянным и молчаливым. Когда он слышал, как Сибила и Дуг спорят о природе тропи — люди они или нет, — его лошадиное багровое лицо бледнело, а толстые губы начинали дрожать, он все что-то шептал про себя; в такие моменты у него даже гасла трубка. Однажды, когда Сибила с раздражением бросила Дугу: «Оставьте меня в покое!» — отец Диллиген взял его за руку и прошептал:
— Вы чертовски правы. В такие минуты наука вызывает у меня отвращение.
Он схватил руку Дугласа, буквально вцепился в нее.
— Знаете, что я думаю? — сказал он вдруг дрогнувшим голосом. — Мы все будем гореть в аду. — И он резко повернулся к Дугу, точно желая проверить, какое впечатление произвели его слова. Дуг не скрыл своего удивления.
— Кто «все»? Все ученые?
— Нет, нет! — живо возразил Диллиген, тряхнув своей серебряной гривой. — Я говорю о людях верующих и благочестивых. — Он отпустил руку своего собеседника и снова заговорил, понурив голову: — Мы будем гореть в аду за то, что нам не хватает воображения. Мы и представить себе не можем, к каким ужасным последствиям приводят подобные открытия.
Он поднял глаза и с невыразимой тоской посмотрел на Дуга.
— Иисус пришел на землю двадцать веков назад, а человек существует уже пять тысяч веков. И все эти тысячелетия люди прожили в неведении и грехе. Понимаете ли вы, что это значит! Но в нашей душе так мало милосердия, что мы над этим никогда не задумываемся. А нам бы следовало думать об этих несчастных людях, трепеща от любви и страха. Мы же считаем, что выполнили долг свой, если нам удалось спасти несколько грешных душ.
— Вы полагаете, что Бог проклял тех, кто жил до Рождества Христова? Я думал, что, согласно учению церкви, поскольку они грешили в неведении…
— Знаю… прекрасно знаю… Возможно, они и находятся в чистилище… Мы стараемся утешить себя этим… Но неужели вы думаете, что вечно блуждать в страшной пустыне чистилища менее ужасно, чем гореть в адском пламени? Наши представления о справедливости восстают при мысли… Но у Бога своя справедливость. Нам неведомы его предначертания. — И он шепотом добавил: — Неужели вы думаете, что это все меня не волнует? Смогу ли я чувствовать себя счастливым, воссев после отпущения грехов одесную Господа, если буду знать, что миллионы несчастных душ осуждены гореть в геенне огненной? Я был бы в таком случае не лучше нациста, который преспокойно празднует Рождество в кругу своей семьи, радуясь, что существуют концлагеря.
Он протянул руку в сторону загона, где помещались пойманные тропи.
— Как мы должны поступить с ними? — спросил он, и голос его прозвучал, как крик, хотя он говорил почти шепотом. — Нужно ли оставить тропи в их первобытном неведении? Но как знать, действительно ли они пребывают в неведении? Если они люди, то они грешны. И они ведь даже не приобщились таинства крещения. Можем ли мы допустить, зная, какой удел ждет их в жизни будущей, чтобы они жили и умерли некрещеными?
— Что это вам пришло в голову? — вскричал пораженный Дуг. — Уж не собираетесь ли вы окрестить их?
— Не знаю, — пробормотал отец Диллиген. — Я действительно не знаю, что делать, и это раздирает мне сердце.
* * *Здесь, кажется, уместно дополнить изложение Дуга. Ему и впрямь пришлось слишком много рассказывать, и он не мог всего упомнить. Только постепенно Френсис узнавала о делах и днях экспедиции, начиная с удивительного открытия Крепса.
Когда улеглось первое волнение, заработала научная мысль, вернее, мысль исследовательская, или, еще точнее, мысль практическая; сразу же стали думать, как полнее можно использовать эту сказочную удачу, каким образом извлечь из нее максимум выгоды для науки.
Для начала, чтобы быть поближе к тропи, лагерь переместился в вышеупомянутый амфитеатр, «который был облицован плитками лавы, как ванная комната». Амфитеатр действительно был облицован чьими-то искусными руками. Каждая плитка в точности соответствовала размерам естественных выбоин (лава здесь напоминала ноздреватый швейцарский сыр). Большинство этих выбоин было заполнено костями животных.
Отец Диллиген и супруги Грим без труда рассортировали эту груду костей. Собранные скелеты по своему строению ничем не отличались от четвероруких животных, но были гораздо ближе к человеку, нежели любая из найденных до сих пор обезьян, и даже синантроп.
И все же этих животных нельзя еще было отождествлять с неандертальцем, которого, несмотря на диспропорцию верхних и нижних конечностей, выдающуюся вперед маленькую голову и согнутый позвоночник, считают уже не обезьяной, а человеком, поскольку при раскопках вместе с ним были обнаружены различные предметы, сделанные его собственными руками.
Больше недели не удавалось увидеть живых тропи. Вторжение экспедиции, конечно, испугало их. Отсутствием тропи воспользовались, чтобы обследовать их пустые пещеры. Повсюду были следы огня, подстилки из листьев и несметное количество обтесанных камней. Однако стены были совершенно чистыми: ни рисунков, ни знаков.
В противоположность человекообразным обезьянам, которые питаются корнями растений, фруктами и лишь иногда насекомыми, многочисленные остатки пищи, найденные в пещерах, показали, что тропи — животные плотоядные. Между прочим, установили также, что мясо на кострах они не жарят, а коптят самым примитивным способом. Под выступами скалы было найдено несколько припрятанных кусков копченого мяса тапира и дикобраза, которые тропи, спасаясь бегством, не успели захватить с собой.
Существа, способные действовать подобным образом, конечно, люди! — воскликнул Дуглас.
— Не увлекайтесь, — отрезала Сибила. — Вы не видели, вероятно, как бобры строят плотины, меняют течение рек, превращают зловонные болота в города, более пригодные для жизни, чем Брюгге и Венеция. А знаете ли вы, что муравьи заготавливают себе впрок грибы, разводят скот, что у них есть свои кладбища? Когда речь идет о существах, находящихся ниже определенного уровня развития, трудно сказать, действует ли тут инстинкт или разум. Истинно научную, зоологическую классификацию нельзя основывать на таких вещах. Если бы лошадь научили играть на рояле не хуже Браиловского, она от этого не стала бы человеком. Она так и осталась бы лошадью.
— Однако вы не отправили бы ее на живодерню, — заметил Дуглас.
— Как вы умеете все запутать! — ответила ему Сибила. — Не об этом же идет речь!
— Может быть, это и не имеет отношения к вашим ископаемым обезьянам, которые жили миллион лет назад, хотя у отца Диллигена есть свое особое мнение на сей счет. Но тропи-то живые существа!
— Ну и что?
— А ну вас, — сердито огрызнулся Дуг. — Сами-то вы кто? Человеческое существо или логарифмическая таблица?
Но сочувственная улыбка Диллигена вернула Дугу спокойствие.
![Веркор - Люди или животные? [Естественные животные]](/uploads/posts/books/117740/117740.jpg)